Павел Нечипай

Решил опубликоваться инкогнито. К вымышленному имени не хотелось бы добавлять вымышленную биографию. Если жизнь человека - это страница, то она перед вами.

Баллада о лошадиных силах

Руль - не вожжи,
Бензин - не овёс,
Маслопроводы - это не жилы.
Но вращают четвёрку колёс
До сих пор лошадиные силы.
Может, мы не поймём до сих пор,
Скоростей достигая желанных -
Это загнаны в каждый мотор
Души
    чалых, гнедых и буланых.
Может быть, вместо райских лугов,
Где ромашки и божьи коровки,
Им назначено девять кругов
Под капотом железной коробки.
Бородатые спят кучера
На погостах каких-нибудь старых,
Но в машине шарахнет искра
По хребтам
          вороных и чубарых.
И - летящие косо столбы,
И слеза на стекле ветровая.
И упряжка встаёт на дыбы,
Из обшивки болты вырывая.
А потом на шоссе
                дотемна
Два механика с видом солидным
Будут в мёртвые дуть клапана
И стучать по остывшим цилиндрам.
Ах, механик, ты спец и колдун,
Но вдали, между небом и степью,
Не успеешь заметить табун,
Уходящий разорванной цепью.
И по всем четырём сторонам
Пронесётся над миром суровым
Клич, который понятен не нам,
А каурым, саврасым, соловым:

Перемена погоды

Какой от нас и до Карпат
На всей равнине снегопад!
Погода шутит невпопад:
Зима в апреле.

Тоскуют птичьи племена,
И гибнут в почве семена -
Опять качнулись времена
И параллели.

Какой разлад с календарём!
Промёрзли лес и водоём,
Мы снова шубы достаём
Из нафталина.

Хоть отопление в домах,
Но есть смущение в умах:
Куда же мы летим впотьмах
И где причина?

Поломан маятник часов,
Ползут циклоны с полюсов.
И нет знакомых адресов
Во тьме над нами.

Безумье - в пушечных стволах,
А сок - в берёзовых телах,
И дни в надеждах и делах
Идут за днями.

Какой придумал психопат
Апрельский этот снегопад!
Не хватит дворникам лопат
На все сугробы.

Последний раз трясёт зима
Свои пустые закрома.
И нет нам горя от ума,
А есть от злобы:

Первая разлука

Там, у края этой драмы
Баржи ржавая щека,
На плакате фюрер драный
Против красного штыка.
Колокольни звук беззвучный,
Заколоченный ларёк.
А кругом народ нескучный,
Тёртый вдоль и поперёк.
Гимнастёрки, телогрейки,
У причала толчея.
Возле стенки - на скамейке
Мы с тобою. Ты и я.
Так отчётливо и крупно -
Эта пристань и баржа.
Ты глядишь по-птичьи кругло,
Целлулоидную куклу
В тонких пальчиках держа.
Ветер улицей покатой
Гонит пыльные волчки.
А с плаката, а с плаката
Сумасшедшие зрачки
Так и впились в нашу пристань,
Вылезая из орбит.
Мой отец недавно призван,
Твой под Киевом убит.
Две пылинки
           в вихре шалом,
Мы кружить обречены
По баракам и вокзалам,
По обочинам войны.
Вот и всё! Качнулись вещи,
Сходни грохнули с борта,
Где клокочет голос вещий
В медном рупоре у рта.
Он командует и правит,
Долетающий с высот.
Пожелает - и оставит,
Пожелает - и спасёт:
Но уже неотвратима
Полоса воды рябой,
Что встаёт в обрывках дыма
Между мною и тобой.

* * *

Случается -
То дома, то в дороге,
То на пиру, то в час, когда грущу,
Я вместо струн перебираю строки,
Их тайную гармонию ищу.
Мне дорого, как щеголю обнова,
Как воину его тяжёлый меч,
Желание из будничного слова
Серебряную музыку извлечь.
Но странно разговаривают струны,
Которые томила немота:
То грянут красноречием трибуна,
То прозвенят бубенчиком шута.
И занавес колышет эти звуки,
Где солнце нарисовано с луной,
Когда в мольбе протягивает руки
Трагедия, придуманная мной:
Смешной поэт,
Безумный литератор,
Страданья раскалённая игла
Зачем тебе? Ведь это лишь театр -
Правдивая, но всё-таки игра.
Её высоких правил не нарушу,
Но знать бы, что возвышенная речь
Способна хоть одну живую душу
От роковой ошибки уберечь,
Любовь вернуть, когда мы одиноки,
Надежду дать, когда обречены,
И вдохновить, когда повиснут строки,
Как два конца оборванной струны.

* * *

В судьбоносную десницу
Превращается рука,
Заточившая в темницу
Золочёного жука.
Были бабочки, ромашки,
Красота и благодать.
А теперь ему, бедняжке,
Век свободы не видать.
Не гулять жуку по травке,
Не летать ему за мной.
Очень скоро на булавке
Он окончит путь земной.
Но шуршит, ещё надеясь,
Тщетно лапками скребя:
Ах, забуду дней на десять
Про тебя и про себя,
И про тесное пространство
Спичечного коробка:
Всё в ажуре. Жизнь прекрасна,
Потому что коротка.

* * *

Сквозь обгоревшие обрывки
И письмена
Свою добычу на загривке
Несёт она.

В тиши, где пахнет пылью книжной,
Внутри зеркал,
Я снова вижу неподвижный
Её оскал.

Вновь с непотребными словами
Из тьмы земной
Она явилась не за вами,
Она - за мной.

О погоди! Узнать бы, кто хоть
Под скрип сверчков
Явил чудовищную похоть
Её зрачков.

Пылают древние усадьбы:
Помилуй, князь!
Я здесь погибну. Мне бежать бы,
Перекрестясь.

Я молода: А там у края,
Где мор и глад,
От голубой калитки рая -
Дорога в ад.

* * *

Знает Бог, что я в него не верю,
Ведает, что я для куражу
Даже в пасть зевающему зверю
Голову спокойно положу.
Впрочем, это дурь, а не отвага,
Это может каждый идиот:
Господу всё ясно, и однако
Он меня в обиду не даёт.
Защитит или вернёт потерю,
Иногда удержит на краю:
Не молюсь, не кланяюсь, не верю,
Но его законы признаю.
Чту кресты, священные надгробья,
Чудеса библейской старины:
Высь пуста, но по его подобью
В самом деле мы сотворены.
Перед тем, кто сир или недужен,
Остальные вроде бы в долгу,
Но зачем я тех, кому не нужен,
Всё равно храню и берегу?

Баллада о влюблённом самурае

Дождик лил на Фудзияму,
А влюблённый самурай
Так желал чужую даму -
Хоть ложись да помирай.
И воспел на тонком шёлке,
Чёрной кисточкой водя,
Эти губы, эти щёлки,
Эти дивные грудя.
Преисполнившись отваги,
Самурай явился к ней -
В дом из рисовой бумаги,
В сад из розовых камней,
Где стихи с его мечтами
Прочитала госпожа,
На соломенных татами
Аппетитно возлежа.
Он стоял желтее сливы,
Полон скрытого огня,
И услышал: "Да пошли вы!..
Это глупость и фигня".
Самурай слезу печали
Уронил на кимоно:
Там, куда его послали,
Было сыро и темно.
Долго шёл влюблённый воин,
Опоясанный мечом.
И страдал, и был не волен
Больше думать ни о чём.
Это горе, эти гири
Он не мог уже нести
И под утро харакири
Сделал, Бог его прости.
А она опять лежала
С хризантемою в руке,
После чая освежала
Тело белое в реке.
По утрам была румяна,
Как прохладная заря:

Вот такая икебана,
По-японски говоря.

* * *

Искал когда-то пылкий гений,
Познавши женщин всех мастей,
Границу скотских вожделений
И возвышающих страстей.
Огни сверкали ресторанные,
Толклись в шампанском пузырьки,
И был ответ на расстоянии
Его протянутой руки.